После того как 2 сентября Ангела Меркель заявила, что Алексей Навальный был отравлен «Новичком», многие в России заговорили о «поворотном моменте» в отношениях между Россией и Германией. По словам Дмитрия Тренина, Германия больше не будет пытаться понять мотивы, которыми руководствуется Москва, и выступать в роли посредника между Кремлем и своими союзниками по ЕС и НАТО. Берлин, пишет Тренин, «закрывает открытую Горбачевым эпоху доверительных, долгое время дружественных отношений с Москвой».
На самом деле эта эпоха закончилась давно. Заявление Меркель стало не столько поворотным моментом, сколько еще одним звеном в цепи событий, которые подорвали доверие Германии к России и отбили у нее желание приспосабливаться ко все более деструктивной политике Москвы. А удивление, которое вызвала немецкая реакция на дело Навального, показывает, что в России не до конца понимают, как их страну воспринимают в Германии и как это восприятие менялось со временем.
Ошибочное восприятие в России немецкой политики уходит корнями в 1990-е годы. После объединения Германия действительно стала всячески содействовать максимальному сближению России с европейскими политическими и экономическими структурами.
Но многие в России упускали из виду то, что одновременно Германия укрепляла связи и со странами Центральной Восточной Европы, способствуя их интеграции в ЕС. Берлин воспринимал это как свою обязанность после всех тех страданий, которые нацистская Германия принесла этим странам в годы Второй мировой войны. В свою очередь, Россия, поглощенная своими внутренними проблемами, уделяла мало внимания бывшим союзникам по Варшавскому договору, хотя в Москве многие по-прежнему считали, что они находятся в российской зоне влияния. Расширение НАТО в конце 1990-х годов вызвало жесткую реакцию Москвы, а Россия и Германия оказались по разные стороны баррикад.
2000-е годы стали неспокойным временем для немецкой политики на российском направлении. Отношения с Польшей, Прибалтикой и другими государствами Центральной Восточной Европы оставались для Германии приоритетом вплоть до вступления этих стран в ЕС в 2004 году. До этого немецкие дипломаты не уделяли особого внимания бывшим советским республикам. Однако расширение 2004 года сделало эти государства непосредственными соседями ЕС на востоке, а недавно вступившие страны стали отстаивать их интересы внутри Союза.
Германия смогла приспособиться к новой реальности к началу 2010-х. За это время произошли революции в Грузии и на Украине, война между Россией и Грузией в августе 2008 года, было много взлетов и падений в отношениях с Польшей и другими новыми странами ЕС, а также немало попыток понять, какими должны быть отношения Берлина с Москвой. После ухода Герхарда Шредера с поста канцлера в 2005 году два следующих коалиционных правительства Меркель колебались в отношениях с Кремлем между разными полюсами: между традиционным фокусом на России и симпатией к проевропейским демократическим движениям в Грузии и на Украине; между (недолгой) тревогой из-за мюнхенской речи Путина и войны в Грузии и стремлением модернизировать партнерство с Россией; между желанием выстроить стратегическое партнерство ЕС с Россией и стремлением новых стран ЕС укрепить отношения со своими восточными соседями. Эти колебания привели к намного более нюансированному пониманию новых восточных соседей ЕС, которое сочеталось со все более настороженным отношением к желанию России доминировать в регионе.
Массовые фальсификации на думских выборах 2011 года и последовавшее за ними жесткое подавление массовых протестов в Москве и других городах только ускорили изменения в подходе Германии. Политические репрессии в сочетании с отказом от модернизационной риторики президента Медведева и возвращением в Кремль Владимира Путина серьезно ухудшили имидж России среди немцев. Впервые немецкое руководство было вынуждено пересмотреть базовые принципы, лежавшие в основе политики Берлина на российском направлении – прежде всего тот, что гласил, будто сближение двух стран на основе общих ценностей возможно. Если в отношениях России и Германии когда-то и был поворотный момент, то это был он.
В Москве мало кто в полной мере оценил глубину разочарования Германии. Поэтому там никто не ожидал, что Берлин сыграет ведущую роль во введении санкций ЕС против России за Крым и Донбасс. Даже когда ЕС уже задействовал два первых уровня санкционного механизма (прекращение текущих переговоров и точечные санкции против отдельных лиц и организаций), многие в России по-прежнему верили, что Германия не допустит введения секторальных санкций против российской экономики.
Однако эскалация войны в Донбассе и сбитый «боинг» не оставили Берлину выбора. С точки зрения Германии Минские соглашения, которые должны были положить конец конфликту в Донбассе и обсуждались нормандской четверкой в сентябре 2014 и феврале 2015 года, стали результатом не доверительных отношений между Берлином (и Парижем) и Москвой, а растущего международного давления и изоляции, с которой столкнулась Россия. Более того, многие в Берлине прекрасно осознавали, что Киев был вынужден пойти на болезненные уступки из-за усиливающегося военного давления России.
С 2014 года в отношениях двух стран возникали все новые и новые трудности. В 2015 году серверы немецкого Бундестага подверглись хакерской атаке, следы которой вели к российским спецслужбам. В январе 2016 года российские чиновники и СМИ раздули фальшивую новость о том, что группа иммигрантов в Берлине похитила и изнасиловала 13-летнюю русскую девочку Лизу, живущую в Германии. Заигрывания Москвы с ультраправыми партиями в разных странах ЕС, в том числе с «Альтернативой для Германии», вмешательство в президентские выборы в США в 2016 году и во Франции в 2017 году – все это показало многим немцам, что теперь Россия вмешивается во внутреннюю политику не только соседних с ней государств. К этому добавились бесчеловечная военная кампания в Сирии, попытка убийства Сергея Скрипаля при помощи «Новичка» в 2018 году (с несколькими пострадавшими и одним погибшим) и неконструктивная позиция России на мирных переговорах по Донбассу.
В августе 2019 года средь бела дня в центре Берлина был убит чеченец Торнике Хангошвили, полевой командир в годы второй чеченской войны, искавший в Германии убежища. Киллер был немедленно арестован, и дальнейшее расследование не только выявило его связи с российскими государственными структурами, но и обнаружило доказательства того, что убийство было заказано российским руководством. Наконец, с августа 2020 года Москва оказывает поддержку белорусскому лидеру Александру Лукашенко, который жестоко подавляет массовые протесты против фальсификации результатов президентских выборов.
Многие годы руководство Германии пыталось найти баланс между ограничительными мерами против агрессивных действий России и попытками сохранить диалог даже в самых трудных обстоятельствах. За это его часто критиковали и внутри страны, и партнеры по ЕС, и Вашингтон. Российская сторона никогда этого не замечала и не ценила. Напротив, Москва систематически отрицала свою роль и ответственность за инциденты, беспокоившие Берлин.
На все призывы Германии (и других стран) Москва отвечает, что речь идет лишь «еще об одном примере "хайли-лайкли"» – в России любят подшучивать над фразой, которую использовала британский премьер Тереза Мэй, говоря о причастности России к отравлению Скрипалей. Все это подорвало доверие Берлина и его желание вкладываться в развитие отношений с Москвой. Увязав «Северный поток – 2» с отравлением Навального, Меркель показала, что теперь под вопросом оказалось даже разделение между политикой и экономикой – ключевой принцип немецкой внешней политики.
Это не значит, что в Германии существует только один подход к отношениям с Россией – напротив, вокруг них ведутся серьезные споры. Многие, особенно на левом и правом краях политического спектра, продолжают призывать к сближению с Москвой. Но отношение центристских сил сильно изменилось за последние десять лет, причем не в пользу России.
Не означает это и того, что немецкая политическая элита отказывается от ответственности за преступления, совершенные нацистской Германией во время Второй мировой войны (за исключением «Альтернативы для Германии», с которой Москва охотно сотрудничает). Однако появившееся у немцев лучшее понимание Восточной Европы означает среди прочего и более глубокое знание истории других советских республик, прежде всего Украины и Белоруссии и их судьбы в годы немецкой оккупации. Сохранение памяти о войне и примирение с Россией играют важную роль для немцев, но для многих из них ответственность Германии перед бывшими советскими республиками этим уже не исчерпывается.
Они не понимают. Нечасто попадают наверх и неудобные объяснения политических событий. Российская государственная пропаганда готова списать что угодно на западные (американские) козни. Москва настаивает, что ее действия носят исключительно оборонительный характер, а это означает, что она никогда не несет ответственности за неблагоприятное развитие событий. При таком подходе невозможно установить причинно-следственные связи между своими действиями и их последствиями. Отрицательная реакция Германии не может быть связана с действиями России, поэтому ее объясняют тем, что Германия якобы зависит от Соединенных Штатов.
Им все равно. В Москве в принципе не верят в отношения с Европейским союзом, в том числе и с Германией. Отношения ухудшаются уже много лет. Поскольку Россия в этом не виновата (см. выше), то она ничего не может сделать для их улучшения. Москва также руководствуется убеждением, что Запад быстро теряет значение в мире, поэтому нет необходимости тратить силы на развитие отношений с ним.
Возможно, все три объяснения частично верны. И Германия, скорее всего, (пока) не станет прекращать диалог с Россией, даже несмотря на последние события. Но Берлин утратил доверие к Москве и будет предпринимать все меньше усилий для сохранения работающих отношений. Быть может, российскому руководству пора понять, что это во многом связано с его собственными действиями.
Эта статья была впервые опубликована Московским Центром Карнеги.
